некоммерческий независимый интернет-проект
УДМУРТОЛОГИЯ
удмуртский научно-культурный информационный портал
главная страница
новости портала
поиск

наши проекты

Изучение
удмуртского языка


Удмуртские шрифты и раскладки

Первый
удмуртский
форум


Каталог
удмуртских
сайтов


Удмуртский национальный интернет

Научная
библиотека


Геральдика
Удмуртии


Сайт Дениса
Сахарных


обратная связь
благодарности

дружественные
проекты

Википедия
удмурт кылын


Научный журнал
«ИДНАКАР»


Магазин
«Сделано в Удмуртии»


Ethnic Radio

РуссоВекс

Книги Удмуртии –
почтой


Удмурт блог
Романа Романова


UdmOrt.ru

Ошмесдинь
Сайт Дениса Сахарных
curriculum vitae :: научные работы :: публицистика :: блог:: контакты

Комментарий. Работа представляет собой первый в удмуртоведческой историографии опыт объективного описания тревожной ситуации, сложившейся в области развития современного удмуртского языка в связи с деятельностью русофобски настроенных этнических интеллигентов-реформаторов. В данном виде статья написана в марте 1999 г., и первоначально не предназначалась для опубликования. Выражаю сердечную благодарность доц. В.В. Пузанову за активное содействие выходу её в свет.

Издано: Сахарных Д.М. Модернизация удмуртского общества: посильные соображения на тему // Государство и Общество. История. Экономика. Политика. Право. 1. СПб.-Ижевск, 2000. сс. 221-225. Здесь воспроизводится с исправлением замеченных авторских и издательских погрешностей. Оригинальная разбивка на страницы сохранена (обозначена в местах разрыва цифрами голубого цвета в квадратных скобках).

Модернизация удмуртского общества:
посильные соображения на тему

Директор Удмуртского института истории, языка и литературы Уральского отделения РАН д.и.н. Кузьма Иванович Куликов, заявивший некоторое время тому назад о том, что на данном отрезке времени основным направлением работы института должен стать поиск путей модернизации восточно-финских народов, т.е. в нашем случае прежде всего удмуртов, привёл сотрудников упомянутого учреждения в известное замешательство, поскольку задача модернизации совершенно не стыковалась с их профилем деятельности (такие проблемы доступны по категориальности скорее специалистам-философам).

Определённым образом такой оборот дела удивляет и нас. До сей поры в российской социологии, заговаривая о модернизации, как будто было принято вести отсчёт в социальной, но никак не в этнической системе координат. И в самом деле, говоря о модернизации удмуртского общества, должно мыслить последнее непременно в качестве некой автономной единицы, чего на самом деле не наблюдается – удмуртский этнос напрямую интегрируется в общероссийское гражданское общество. Рассматривая таким образом различные стороны жизни удмуртского (а равно и любого другого российского) этноса, неизбежно приходится сталкиваться с действием факторов, имеющих социально-экономическую и – реже – социально-политическую природу.

Несмотря на всё вышесказанное, поиск объекта, который, во-первых, может быть подвергнут модернизации, а во-вторых, имел бы ярко выраженную этническую окраску, не является бесперспективным: таким объектом, очевидно, является язык. Как замечает один из исследователей этноистории нашего региона, «в сущности, правомерным было бы провозгласить своего рода правило, устанавливающее взаимосвязь между понятиями языкнарод (как этническая единица): один язык - один народ, т.е. на одном языке, как правило, разговаривает один народ, и для каждого отдельно взятого народа лишь один язык является родным». Ко всему этому можно добавить, что принятое в современной этнологии определение этнической принадлежности субъекта производится на основе его “самосознания”, а это последнее с необходимостью оперирует каким-либо набором эт- [стр. 222] нонимов, каждый из которых, разумеется, является фактом языка.

Имеет ли в реальности место процесс модернизации удмуртского языка (resp. общества), и каково его течение? Принятая в декабре 1994 г. Верховным Советом Удмуртской Республики новая конституция, как это логически следует хотя бы из её же 9-ой статьи, должна иметь как русский, так и удмуртский варианты, притом обладающие равной юридической силой. Специально созданная для перевода (именно так!) текста новой конституции на удмуртский язык рабочая группа в составе удмуртов – депутатов Верховного Совета, журналистов, а также одного лингвиста, после того, как был сформирован состав нового законодательного органа – Государственного Совета – была расширена и преобразована в термино-орфографическую комиссию удмуртского языка при председателе Госсовета, руководителем которой был утверждён заместитель председателя. Таким образом, с 1995 г., формально в составе нескольких секций, упомянутая комиссия продолжала существовать и до последнего времени.

Работа данного органа не была ровной и сопровождалась даже чередой скандалов и менее значительных всплесков эмоций; но всё это нуждается в отдельном рассмотрении. Пока же отметим только, что одним из активных членов комиссии является уже известный нам Кузьма Куликов, и что в силу ряда субъективных причин решения и рекомендации комиссии превратились в обязательные для работников удмуртского национального радио, телевидения, и, отчасти, прессы.

Суммируя аргументацию членов комиссии, можно придти к выводу, что, по их мнению, современный удмуртский язык находится в катастрофическом состоянии, вызванном непомерным включением в его состав русской лексики, по высказыванию одного из членов комиссии, (И.В.Тараканова) удмуртский язык даже стал “языком-иждивенцем”!

Хорошо известно, что тезис об отрицательном влиянии русских на состояние того или иного этноса, рассмотрение России = русских как некоего враждебного начала являлся и является общим местом для практически любого национального движения в Урало-Поволжье, в том числе и для удмуртского движения; он находит своё место, хотя и несколько замаскированно, в научных трудах, используется и в прессе. Здесь мы имеем дело с определённым идеологическим настроем, который, видимо, является отражением возникшей не сегодня достаточно глубокой тенденции местного национального актива к самосегрегации, т.е. прежде всего обособлению от русских, как от единственного этноса, контакты с которым имеют для современных удмуртов принципиальную значимость.

Соответствующим образом всё это и отражается в работе термино-орфографической комиссии. По терминологии теоретика удмуртского словотворчества В.Л.Шибанова, лексические элементы, объявляемые в удмуртском языке персоной нон грата, суть следующие: 1) нетерпимые – подлежащие немедленной и [стр. 223] безусловной замене (право, творчество, закон, произведение etc.); 2) временно терпимые, изъятие которых можно на некоторое время отложить. К этим последним относятся лексемы явно западноевропейского происхождения, в том числе т.н. интернационализмы.

Практика, однако, показывает, что практически все усилия комиссии как раз направлены на истребление временно терпимых, что как будто говорит не в пользу высказанного выше тезиса о связи устремлений членов комиссии с русофобией национального актива. Но это – только на первый взгляд. В терминологии немецких языковедов удобным образом различаются два типа лексических заимствований – Lehnwörter ‘усвоенные и освоенные лексемы’, воспринимаемые носителями языка как исконно свои, и Fremdwörter ‘усвоенные, но не освоенные лексемы’, т.е. вошедшие в язык, но очевидно сохранившие внешние признаки заимствования (так, в русском собака – из иранских языков – Lehnwort, а, например, сенбернар – из романских языков – явно Fremdwort). И, как свидетельствуют факты, в традиционном сознании носителей удмуртского языка все Fremdwörter - в том числе и так называемые интернационализмы - осмысляются однозначно как русские слова.

Поэтому не следует, видимо, удивляться стремлению членов комиссии изъять из обращения в удмуртском языке такие формы, как “алфавит”, “монополия”, “режим”, “культура”, “религия”, “конституция”, “пропаганда”, “гимн”, “герб”, “флаг” и многие другие элементы лексики. Чёрный список слов удмуртского языка исчисляется десятками и десятками! Эти списки публиковались в журналах “Инвожо”, “Кенеш”, “Вордскем кыл”, газете “Удмурт дунне”, пропагандировались работниками радио и телевидения, другими словами, настойчиво навязывались удмуртскому народу как эталон национальной чистоты языка, грамотности. Особая роль здесь принадлежит Раисе Семёновне Куликовой, которая несёт самую прямую ответственность за распространение новой терминологии на удмуртском радио, и Валею Кельмаковичу Кельмакову, рьяно внедряющему очищенный от т.н. русизмов язык в обиход факультета удмуртской филологии УдГУ.

Вообще, по утверждению членов комиссии, работа по обновлению удмуртской лексики производится ими на научной основе, что в переводе на общедоступный русский язык следует понимать так: “в состав комиссии входит значительное количество учёных, по национальности являющихся удмуртами”. На самом деле, как показывает анализ предложенных до сего дня комиссией лексических инноваций, подавляющее большинство из них, за редкими удачными исключениями, не только неблагозвучны или неточно отражают семантику вытесняемого слова, но и созданы с нарушением элементарных правил удмуртского словообразования.

В качестве примера можно было бы разобрать предложенный комиссией пе- [стр. 224] ревод на удмуртский язык термина “культура”. Как известно, всего существует более четырёхсот вариантов толкования этого весьма широкого по семантике слова, многие из которых диаметрально разнятся между собой; членов комиссии это нисколько не смущает. Итак, вместо слова “культура” в удмуртском языке должно звучать не что иное, как лулчеберет. Разберём это лексическое новообразование подробно. Первая часть - лул ‘душа; дыхание; дух’ - указывает, очевидно, на какую-то связь термина с духовным миром, тем более что она ассоциируется также с композитами типа лул-гажан или лул-сюлэм ‘сердечный, задушевный’; вторая компонента восходит к удмуртскому апеллятиву чебер ‘красивый; хороший’, придавая всему слову примерно такой же семантический оттенок, как и первая, учитывая также наличие удмуртского прилагательного чеберлыко ‘художественный’ (в словосочетании чеберлыко литература ‘художественная литература’). Но в данном случае мы имеем великолепный образчик деятельности уважаемой комиссии на языкотворческом фронте, а именно: аффикс -эт в удмуртском языке является отглагольным, иными словами, не может присоединяться к основе чебер- по той простой причине, что соответствующие глаголы *чебераны или *чеберыны в удмуртском языке, как известно, отсутствуют [1]. И такого рода вольности в словообразовании, как и было уже отмечено выше, допускаются членами комиссии весьма часто.

Возвращаясь к попытке перевода термина ‘культура’, нам остаётся лишь заметить, что, судя по семантике составляющих нового “удмуртского” слова, целиком оно должно характеризовать некоторый отстранённый от быта предмет, относящийся к духовной сфере человеческой жизни. Наиболее близким русским аналогом в данном случае выступает выражение духовная культура; легко заметить, что такое понятие, например, как материальная культура, входящее как подкласс во множество значений более общего термина культура, в данном случае совершенно выпадает из значения предложенного комиссией неологизма. Я уже не отмечаю, как нечто само собой разумеющееся, что слово лулчеберет не отвечает требованиям эуфонии (благозвучности).

Подобные этому слова-уродцы продуцируются комиссией во множестве и с большим энтузиазмом (не алфавит, а гожпусэт; не режим, а чаклэт; не бюджет, а коньдэт (!) и многое другое). И я уже не задаюсь вопросом, по каким причинам ёмкое, давно вошедшее на равных правах в состав удмуртской общенациональной лексики, вполне соответствующее удмуртской фонетике слово “культура” должно заменяться неким лулчеберет, т.к. такой вопрос можно задавать (и не получать ответа) относительно практически всех лексических инноваций термино-орфографической комиссии, направленных на замену полноправных удмуртских слов, поскольку даже Fremdwort не есть чуждый элемент в языке – ‘усвоенное, но не освоенное’.

[стр. 225] Случается, однако, что члены комиссии употребляют для своих нужд и реально существующие, а не выдуманные (наподобие упомянутых коньдэтов-азьвалтэтов) лексемы, например, для замены удмуртского слова президент одно время предлагалось и усиленно навязывалось выражение азьмурт, что означает буквально ‘сват, сваха’, для замены термина акт предлагалось кутэт, что в переводе означает ‘детская пелёнка’, etc. Так формируется удмуртский новояз! Забавно, что среди удмуртской интеллигенции весьма распространено необоснованное мнение о преобладании среди “неологизмов” комиссии татарских слов. На самом деле это происходит чрезвычайно редко, и всегда с подачи уроженца Татарстана В.К.Кельмакова – напр., мерас, туркым. Но, на наш взгляд, наличие такого мнения отлично характеризует чуждость навязываемой комиссией лексики для достаточно широких кругов носителей языка.

И ещё. Изначально предполагалось (см. выше), что комиссия будет заниматься разработкой специальной лексики – терминов, но вместо этого ревизии и этнической чистке подвергается основной словарный фонд общеудмуртского литературного языка. Разумеется, ни о каком научном подходе здесь говорить не приходится, тем более что сама по себе занятость комиссии исключительно лексикопродукцией, при том, что за пределами её внимания остаются вопросы сохранения и совершенствования оригинального грамматического строя удмуртского языка, формирования и развития функциональных стилей (иными словами, повышения валентности языка, что в случае с удмуртским крайне важно!), указывает на полное отсутствие у комиссии сколько-нибудь ясной методологии, т.е. о полном непрофессионализме данного органа.

Трудно подсчитать, какой урон нанесла удмуртской культуре, самой идее обновления и развития языка – и, заметим, идее этнической модернизации в целом – деятельность термино-орфографической комиссии, проходившая под прикрытием авторитета Госсовета Удмуртии.

Подводя итог, заметим следующее: 1) обновление национального языка путём изгнания из него объявленных чуждыми элементов представляет собой, как следует полагать, наиболее эффективный из немногих возможных методов осуществления модернизации в границах этноса; 2) модернизация удмуртского этноса проводится достаточно грубо и непрофессионально, базируясь при этом на чувстве национальной неприязни к русским, при недопущении дискуссий относительно целесообразности и качества проводимых преобразований.

Март 1999 г.

[1]. Спустя несколько лет после публикации этой статьи Вадим Данилов обратил моё внимание на то, что “Удмуртско-русский словарь” (М., 1983) на стр. 469 фиксирует форму чебераны ‘украсить, украшать; разукрасить, разукрашивать, (с)делать красивым; наряжать, нарядить’. К сожалению, ни я, ни удмуртские рецензенты моей статьи не смогли припомнить этой формы. Но является ли форма лулчеберет производным от данного глагола? Мне кажется, на этот вопрос нужно отвечать отрицательно. Во-первых, прочие примеры словотворчества от термино-орфографической комиссии (коньдэт, гожпусэт, синпелет и т.п.) наглядно доказывают правоту моего умозаключения о том, что аффикс -эт может присоединяться в процессе словотворчества комиссии к любому удмуртскому корню (о том, что этот аффикс якобы не носит отглагольного характера, о чём мне в 1998 году прямо заявила в личной беседе одна из членов комиссии) — таким образом, -чеберет скорее всё же следует считать производным от имени чебер, а не от глагольной основы чебера-; во-вторых, если семантика слова чебер ещё как-то может быть увязана с семантикой слова культура, то значение глагола чебераны отходит от набора значений слова культура уже слишком далеко.

URL данной страницы:
http://www.udmurt.info/texts/modern.htm



Подпишись!
Будь в курсе новостей сайта «Удмуртология»
и других удмуртских интернет-проектов


Рассылки Subscribe.Ru Рассылки Yahoo!
Новости удмуртского
национального интернета



Новости удмуртского
национального интернета



URL данной страницы:
http://www.udmurt.info/texts/modern.htm


наш баннер
Udmurtology
каталоги
Rambler's Top100
Находится в каталоге Апорт
AllBest.Ru






WebList.Ru
 
Denis Sacharnych 2002-2009. Положение об использовании материалов сайта